Лишь бы не было войны

«Я не видела войну, зато испытала на себе все её тяготы. Я родилась в 1939 году в Красноуральске Свердловской области. Отца и не помню, в 1941 году его забрали на фронт, в этом же году маме пришла похоронка – так мы остались втроем – мама, бабушка и я. Страшно, голодно было. Позже бабушка рассказывала, как мама продавала всё, что можно из дома, чтобы накормить нас. Продав перину и стиральную доску, мама купила хлеб и соль. А сколько она купила, совсем чуть-чуть. 100 рублей стоила хлебная буханка и 10 рублей стакан соли.
Как-то на станцию пришли вагоны с вещами из Германии, тогда оттуда оказывали помощь. Маме сообщили об этом на работе. И мы немного прибарахлились всей семьей. Как сейчас помню ту кофту и пальто, сапожки, кое-какие вещи для мамы и бабушки. Тогда казалось, что краше и не бывает.
Помню и свои тетради сшитые моей мамой из цементных мешков. Тогда она устроилась работать на металлургический завод, и была возможность забирать мешки из-под цемента. Дома она их вытряхивала, распарывала, обрезала и сшивала в тетради. Она и линовала их сама, а потом учила меня писать.
Но работу пришлось поменять – маму сократили. Пошла на шахту машинисткой, возила уголь. Так получилось, что она задавила женщину. Разбираться особо никто не стал. Маму посадили на 10 лет. Да и кто бы разбирался, если судили даже за 5-минутное опоздание на работу. Со Сталиным не поспоришь.
Мы с бабушкой остались одни. Тяжело ей было со мной. Мне 7 лет только исполнилось. Как-то у нас остались кое-какие продукты, и мы с бабушкой решили испечь калачики. Поставили их в печку, а они у нас сгорели. Бабушка так плакала, спать мы легли голодные. Возле столовой с заднего входа тогда в ящиках выкидывали яичную скорлупу. Нам удалось набрать целую сумку. Домой принесли, а воды нет. Пошла я, семилетняя, с коромыслом за водой. Коромысло большое, ведра о землю стучат. Воду после войны давали по биркам. Полные ведра я нести не могла, мне наливали по половинке, а бирку я отдавала. Пока до дому донесу – расплескаю часть. Домой на второй этаж ведро несла, ударила о ступеньку и разлила. Ревела! Бабушка помогла затаскивать, а ей самой 95 уже было – руки трясутся. Господи, как это страшно вспоминать!
… И вот мы с бабушкой эту скорлупу варили, потом толкли и солили. Как вкусно было! Наедимся, и нам весело! Сидим на койке, и бабушка мне сказки рассказывает, а я ей песни пела.
Еще тяжелее стало, когда нас с бабушкой забрала моя тётка, строгая, как Сталин. Уроки я делала с её дочкой на руках, ели мы с бабулей то, что оставалось с их стола. Но мы терпели и ждали маму.
У бабули было 11 дочерей и один сын. А доживала она в нищете и голоде.
После смерти Сталина объявили амнистию, «детных матерей» освободили. Вернулась мама, только радости было мало. Бабушка сдала совсем, а через год умерла мама. Следом, через два месяца, не стало бабули. И я осталась одна…
Но я никогда не жаловалась на жизнь. Хуже, чем было тогда, сразу после войны, уже не было и не будет.
Мне 77 лет. И возраст, и здоровье не то. Но я не поддаюсь болезни. Очень хочу дождаться правнуков. Сейчас жить можно. И я надеюсь, что жизнь нынешней молодежи будет счастливее, чем наша. Лишь бы не было войны…»